Они убили Ллевеллина. Они заслужили смерть! Ради Ллевеллина я готова отомстить. Они пытались отравить…
— Мы уходим, — тихо обронила я.
Они пытались отравить именно потому, что предыдущая Хозяйка отомстила.
Прости, Ллевеллин, возможно из меня выйдет плохая властительница для вашего Замка. Даже ради тебя, ради твоих глаз я не могу обречь на смерть.
Я встала на ноги. И, кажется, в зеленых очах Рыцаря на мгновение промелькнуло что-то похожее на радость.
Честно говоря, я с трудом представляла, как нам удастся сбежать из этой деревушки с неизвестным мне до сих пор названием (нет, ну как-то ж она называется? Другое дело, что мне было просто некогда спросить!), но и оставаться здесь было нельзя. Сегодня они попытались нас отравить, а с утречка, обнаружив, что Рыцарь, как товарищ Ленин, живее всех живых, придумают что-нибудь новенькое. По кирпичу, там, на голову уронят, в речке утопят, с лестницы, в конце концов, столкнут. В общем, определятся, как избавиться от ненужной Хозяйки и приблудного Рыцаря.
Но прежде чем бежать, нужно ж придумать, как выйти из дома, где мы сейчас находимся. Через дверь? Мне почему-то кажется, что это плохая идея: я вот просто вижу (в переносном, естественно, смысле), как вокруг этого намека на особняк стоит толпа с дрекольем и страстно мечтает закончить то, что не доделал яд. Через окно? При условии, что мы находимся на втором этаже? Нашли, блин, Бэтмэна. Тогда как?
Но Ллевеллин, похоже, считал иначе (интересно, у него Черных Плащей в роду не было?). Рыцарь поднял руку со свечой над головой, оглянулся по сторонам, высматривая что-то одному ему известное в золотистом кругу света, отбрасываемом неверным дрожащим огоньком, и, вместо того, чтобы начать спускаться по лестнице, направился к едва заметной двери, расположенной неподалеку.
В комнату, скрывающуюся за дверью, похоже, не заходили очень давно — у меня мгновенно засвербило в носу от пыли. Я оглушительно чихнула, прикрыв глаза и нос ладонями. А когда, наконец, отвела руки от лица, так и замерла ошарашено оглядываясь по сторонам — мы стояли во дворе Замка: гладко отшлифованные, плотно подогнанные булыжники под ногами, серые камни стен, бледный призрачный свет, льющийся откуда-то сверху…
Я перевела потрясенный взгляд на Рыцаря:
— Но… Как?!
Ллевеллин медленно разжал пальцы — свеча растаяла в воздухе, — опустил руку и выдавил слабую улыбку:
— Из Замка можно выйти только через ворота, а вот попасть в него — как угодно, — лицо юноши заливала мертвенная бледность.
Господи, как же ему плохо. Ллевеллинчик, бедненький.
Ведомая его отчаяньем, его болью, шагнула к Рыцарю, осторожно подняла руку, желая коснуться его щеки, провести по ней ладонью.
Парень отшатнулся от меня как от прокаженной:
— Миледи устала? — поспешно выдохнул он. — Не желаете ли отдохнуть?
Я словно натолкнулась на стену.
Замерла.
И, зло выпалив: — Желаю! — резко развернулась и пошла прочь от него.
Конечно, я ведь не эта, как ее, Хайночка! Не такая симпатичная, не такая смазливая, на шею не вешаюсь. Не хочет Ллевеллин со мной общаться, ну и не надо! Так проживу.
Не знаю, как я добралась до своей комнаты. Кажется, некоторое время металась по одинаковым коридорам, несколько раз поднималась по каким-то бесконечным лестницам. Помню лишь, что в итоге ворвалась в какое-то помещение, и захлопнув за собой дверь, бессильно опустилась на диванчик у входа и залилась злыми слезами. Да так и заснула.
Сероватое свечение, льющееся откуда-то сверху (пожалуй, Замок мог бы поведать откуда собственно и льется свет, да только кто его спрашивал?) держалось недолго. Полчаса-час — и во внутренний двор Замка спустилась долгожданная ночь.
Солнце редко появлялось в этих краях, а потому о наступлении утра можно было догадаться лишь по тому, как рассеялись, исчезли черные хлопья сумрака, как погасли горевшие в дальних закоулках огоньки, а где-то в глубине Замка, кажется, в оружейной, раздалось бряцанье металла.
И кто знает, Замок ли это проснулся, или его обитатели…
Я открыла глаза, сладко потянулась, да так и села, уставившись в потолок и припоминая давешние обиды. Я значит, нервничаю, слезы по Ллевеллину лью, а он смотрит на меня, как на врага народа! Ур-род! И ведь даже не поинтересовался, не голодна ли я! А ведь я не ужинала!
Пустой желудок отозвался недовольным урчанием.
А все этот Рыцарь виноват! Как вспомню, так и хочется дать по противной морде, а потом поцеловать… и еще раз, и еще…
У, Гелла, ну куда же тебя занесло, прекрати немедленно!
Все хватит об этом! И вообще. Это у меня от голода!
Надо ж хоть действительно покормить болезную. А то сейчас помрет еще от недоедания. Или чокнется…
Тут до меня наконец дошло, что что-то не так. Заснула я, точно помню, на каком-то диванчике, а проснулась на кровати. Широкой, под балдахином. Неподалеку примостился невысокий туалетный столик, уставленный всякими баночками, пузырьками и склянками. Рядом, на стуле с висящим на спинке полотенцем расположился тазик, наполненный водой. Это, как я понимаю, для умывания.
Логично мыслит. Хорошо хоть, пить не собралась.
Плеснув в лицо пахнущей розами водой из тазика, я вытерлась полотенцем, глянула в зеркало, висящее на стене.
Что ни говори, главный недостаток устойчивой туши — наличие устойчивых пятен вокруг глаз после умывания.
Следующие пятнадцать минут мне пришлось потратить на отмывание собственного лица от последствий цивилизации. Надо переходить на народные средства: уголечком брови подводить, бураком — щеки красить.